Демон против люфтваффе - Страница 79

Нас кормили словно на убой, Кривощёков смущённо отказывался разделить трапезу. Действительно, такие деликатесы как икра, копчёная сёмга, консервированный финский окорок, шампанское, масло, яйца, красное вино, оладьи, шоколад, консервированный компот из вишен и слив не рассчитаны на советских граждан, только на империалистов-эксплуататоров, чтоб знали, как хорошо живётся трудящимся в стране победившего социализма. После овсянки и ежедневной яичницы с беконом мы отъедались и опасались, что не втиснемся в дверцу "Кобры".

Роберт, неблагодарная скотина, посетовал, что чай без молока. Я за время с осени тридцать девятого тоже привык хлебать эту английскую бурду, стараясь не выделяться, но не воспылал к ней привязанностью. Владимир подсуетился и добыл где-то белый порошок, а Вудсток ежедневно расталкивал его в тёплой воде до молочной консистенции и давился комочками. Зато соблюдался английский чайный ритуал "файв о'клок", более обязательный, чем намаз у мусульман.

Борис, чьей опеке генерал поручил двух пришельцев с Запада, оказался командиром 78 истребительного авиационного полка майором Сафоновым, Героем Советского Союза. В Ваенге он, особенно после фронтовых ста грамм в честь нашего прибытия, проявил куда большую общительность. Многомесячное общение с британскими летунами заставило его запомнить несколько сот расхожих слов. Я изображал, что с первого дня бросился учить русский.

– За британско-советскую дружбу! – он поднял стакан с разбавленным авиационным спиртом.

"Ура!" – поддержал Ванятка.

"Чему радуешься, спирту?"

"Ты дурак, Марк! Мы снова в ВВС Красной Армии! Вот бы остаться…"

"Посмотрим".

"Только не трезвей сразу".

"Час – обещаю. И не сильно. Расслабляйся".

Мы сидели вчетвером к комнате, где на койках ещё валяются наши неразобранные пожитки. На столе – тот самый королевский паёк. На шампань Борис даже не отреагировал, шипучку робко отведал лишь Кривощёков, заслуживший презрительный взгляд майора – не мужик, мол.

Через час Роберта развезло в хлам, Сафонов проявил стойкость организма и дальше общался преимущественно со мной.

– Говоришь – две дюжины свалил? Трудно… Но верю. Я бы и сам.

– Что мешает?

Он мотнул по сторонам стриженой головой, словно проверяя – нет ли ушей особого отдела, встроенных в выцветшие обои. Потом махнул следующую дозу и выключил цензуру.

– Так кто мне даст? Всё по приказу, по инструкции, ёпть… Нет к фашистам слетать – изволь организовать постоянное брр… барражирование. Чтобы видели они наших "хорьков" над Мурманском и поворачивали. А я не могу, понимаешь – не могу всюду держать эскадрилью в воздухе. Нельзя быть сильным везде… Выпьем!

– Борис, а почему не быть наготове хотя бы звену? Сделать временное лётное поле поближе к линии фронта, замаскировать и поднимать его на охоту при появлении немцев.

Он горько хохотнул.

– Нель-зя! Нас награждают за количество сбитых. А приказы дают – патрулировать или плотно конвоировать бомбардировщики. Понял? При сопровождении увидишь "Мессер" – не смей увлекаться боем с ним. То же и при барражировании. Если немцы пролетают в стороне, не смей покидать прикрываемую зону. И они бомбят другое.

Я схватился за голову. Ровно те же ошибки, что и в Испании, ни польский, ни французский, ни английский опыт не принят во внимание. Может – даже хуже. Мы в августе и сентябре сорокового года перебили столько "Штук", что Геринг запретил их отряжать в Британию. Здесь "лапти" летают по-прежнему.

– А что вы думаете по поводу германской тактики? В Полярном немцев высмеяли, что в Люфтваффе одни трусы, не ввязываются в маневренные бои, нападают с высоты и убегают, не бомбят, где есть советское воздушное прикрытие.

– Херня, – перевёл Володя слова командира, и я впервые заметил неточность перевода. Майор выразился крепче и продолжил: – Кузнецов такого не скажет, а свора вокруг, особенно из политотдела, и тем более вышестоящие – это да-а, они вам три короба наплетут… Я бы и сам работал с высоты, не всеми машинами, конечно. Фрицы – не дурни лезть в свалку с более юркими самолётами, бьют наверняка. Вам расскажут, что их потери куда больше наших, слушайте больше.

– А почему не летаете парами? Кузнецов знает: ещё в Испании доказано, что так лучше.

– Кто доказал? Враги народа Рычагов и Смушкевич? Да и не реально у нас. Лётчиков присылают – не умеют они ни черта. На каждого опытного причитается орава птенцов. Вот и ходим клином, впереди ветеран, а позади салажня, что ни хрена не видит кроме задницы соседа. Так и патрулируем. Как немец налетел – готовь гробы и пирамидки со звёздочкой. А новый самолёт проще в Англии выпросить.

Снова выпили.

"Ваня, ни шиша толком не изменилось с тридцать девятого".

"Может, хоть со временем что-то улучшится?"

Эту надежду я озвучил Сафонову.

– Непременно. Но до этого сколько хороших парней ляжет в землю не за хрен собачий!

Утром командир полка, совершенно свежий, пригласил нас на осмотр техники.

"Харрикейном" меня не удивить. Майор смог, продемонстрировав "хорька" местной модернизации. Из каждой плоскости торчит русская пушка ШВАК. Потрясающе! У "Харри" не самое крепкое в природе крыло, даже при стрельбе из "Браунингов" винтовочного калибра его основательно растрясает. Пусть ШВАК – не самое мощное оружие, у неё всё равно отдача будь-будь. Где это парни такие, что летают на истребителях, у которых при стрельбе может оборваться плоскость?

Обычные из себя, стоят, курят, шушукаются глядя на нас. Ничуть не похожи на самоубийц. А чтобы "Харрикейну" служба мёдом не казалась, ему под плоскости навесили нехилую батарею реактивных снарядов, это никак не облегчило конструкцию. Готов спорить на десять фунтов, что инженеры из Хоукер Эиркрафт, увидев своё детище в виде "рашн эдишн", лишились бы дара речи, а летать на таком не взялся бы ни один заводской испытатель. У пушечных "Харри" MkIIC другой силовой набор!