Я опустил очки на глаза и сдвинул фонарь, чтобы в последний момент не орудовать фомкой. Ветер засвистел очень громко, выгоняя из кабины жар, просочившийся от раскалённого мотора через две перегородки. Самое неприятное, между ногами и двигателем упрятан топливный бак, практически полный и готовый озарить яркой вспышкой южное английское побережье.
"Ты как хочешь, а при снижении до тысячи футов я прыгну".
"Можно подумать, без тебя один останусь, – резонно возразила шизофрения. – Давай я попробую посадить".
"Нет уж. Даже простреленный, "Спитфайр" не деградирует до И-15".
В лёгких препирательствах мы потеряли пять тысяч футов высоты и полторы сотни узлов скорости. "Пс-с-с", – сказала мне пневмосистема, теряя остатки давления. Она ушла на покой, отказываясь помочь в трудную минуту. Я включил двигатель и, пользуясь ожившей гидравликой, выпустил щитки и шасси. "Мерлин" немного покашлял и сдох окончательно. На этом трупике я перемахнул над крышами Чичестера, увидев, что до Тангмера не дотяну никоим образом. Однако внизу – достаточно ровный луг. Может, и не перевернусь.
Небесный покровитель миловал, и машина, исполнив козлиный прыжок, кое-как удержалась на узких ногах, а я лишь обрадовался, что коммандер Ричардсон не ответственен за этот газон и не будет журить за мятую траву.
На шасси обильно намоталась проволока, тонны колючки старательно раскиданы по лужайкам в расчёте причинить неудобства германским планеристам и десантникам. В действительности на неё напарываются только самолёты КВВС, обречённые на вынужденную посадку. Бывает – капотируют.
Я огорчил диспетчера, что ещё жив, колупнул пальцем пулевую дырку на капоте и пешком отправился в Тангмер, на окраине которого разместилось командование сектором. В городке видал пару раз миловидных девиц из женской вспомогательной службы, но не заглядывал в их гнездовье. О нём на авиабазе сложено столько легенд! Даже название придумали: Хор красоток. Правда, пилоты больше горазды языками трепаться – до командного пункта каких-то три мили, а никто не сходил. Может, кое-кто уже и полазил, но молчит. У нашего брата-самца чаще так: работает или язык, или другой отросток. Вместе – редко.
Видок, правда… Бадер всегда одет в китель под лётной курткой, непременно белая рубашка и тёмный форменный галстук, сверху пижонский голубой шарф. Я же в сапогах, бриджах, свитере, меховая кожанка расстёгнута – начало августа тёплое. Потный весь, но не раздеваться же до трусов.
Налёт на гнездовье не понадобился. Курившая у дверей невысокая стройная девушка по имени Мардж меня поразила с первого выстрела. Как бомбардир с утреннего "Юнкерса" – не смертельно, но лучше сразу присесть. Я нёс какую-то чушь, она стандартные отговорки в ответ, мол, вы с каждой так любезничаете, мистер пилот. Ни в коем случае, вы – особенная, глубина ваших глаз свидетельствует о красоте и благородстве внутреннего мира. Ах, мистер, я знаю лётчиков, им в женщине нужна единственная глубина…
Хорошо, что беседа сразу свернула к конструктивному руслу. Благоразумные леди понимают: серьёзные отношения с истребителями строить глупо. Мы подобны пожарным на горящем пороховом складе. Но с июньских налётов пилоты "Спитфайров" и "Харрикейнов" превратились в национальную легенду, каких-то небесных рыцарей, от коих зависит выживание Альбиона. Я-то знаю, мы – всего лишь режущая кромка меча, у нас за спиной авиапромышленность, авиашколы, радарные системы, аэродромное обслуживание, снабжение. Но кто вспомнит безвестного сержанта, чей подвиг в своевременной подаче топлива к истребителям? Почёт и уважение достаются лётчикам. Невольно всплыло – авиадорес русос, такое же почтение к нашему брату, словно в Испании. Сразу взгрустнулось. Нет, Мардж ни капли не похожа на Марию. Светловолосая, носик вздёрнут, глаза серо-голубые, с дьяволятами… Грешница! Хочу согрешить, и именно с тобой. Тем более с самой Румынии ни с кем и ни разу. Главное, чтобы женщина сознавала – защитника Англии нужно вдохновить, это её вклад в общую победу. Вроде понимает.
– Мисс Остин! Время вашего перерыва вышло! – дама лет на десять старше тоже стрельнула глазками. Увы, трофей принадлежит Мардж, извини.
Митч колупнул пробитую рубашку охлаждения, понюхал палец в гликоле и масле, затем глубокомысленно заключил:
– Мотор отлетался. Новые есть, могу перекинуть, но…
– Договаривай, лентяй. Ты поставил ему диагноз по запаху?
– Завтра, максимум – послезавтра прибудут новые "Спиты". Бадер и комэски себе забронировали, и вы, сэр, если останетесь безлошадным, имеете неплохие шансы. С вашей манерой воевать вес заплаток достигнет тонны.
Тут он прав. Машина явно недобирает скорости, и заношенный двигатель не единственная причина. Мой механик считается невезучим: мало кто латает истребители столь часто. У других сменилось по два-три пилота и самолёта. Где они – лучше не спрашивать. Значит, получу следующий истребитель, а заслуженная подруга уйдёт новичку или вообще в учебную часть. Я повернулся и погладил "Спит" по винту, как в день первой встречи. Несентиментальный Митч хмыкнул:
– Сейчас затянем на грузовик, отвезём на базу. Там прощайтесь сколько влезет.
Под капотом щёлкнуло, будто покинутый самолёт решил что-то сказать напоследок. Спасибо, что не разбил? Гад, потому что бросаешь? Кто поймёт крылатое существо, не имеющее грешной души…
Новые "Спитфайры" улучшенной серии Mk2 поступили лишь через три дня. Начальство загребло машины с пушечным вооружением, а мне как самому молодому претенденту на новую технику выделили пулемётный. Будто девятнадцать веков выслуги лет недостаточно! Вдобавок мы крупно поговорили с Бадером, впервые на повышенных тонах. Он категорически отстранил меня от боёв на десять дней.