И с этой стартовой точки в теле лётчика-неумехи я должен нанести существенный ущерб нацистскому Рейху, иначе белобрысый небожитель устроит мне настоящий ад в преисподней? Может, вернуться и сразу сдаться? Но здесь чистое небо и мягкие, приветливые прелести Лизы, её я как порядочный человек… ну, почти человек, обязан хотя бы вылечить от сифилиса.
Мы с соколом, оставшись одни, то есть вдвоём в одном теле, вышли на глиссаду прямиком к калитке по месту прописки. Боюсь, не скоро научусь ориентироваться в этом "я" и "мы" – совместное проживание двух душ противоречит логике и жизненному опыту, даже загробному.
Иван, обеспокоенный "муравьями" в голове, проигнорировал взгляды бобруйских дамочек, обстрелявших лётчика почище зенитных пушек. Дражайшая встретила супруга, всплеснув руками. Ещё бы, муж полгода не приходил столь рано.
Лизавета загремела горшками и сковородой, мельтеша между русской печью и неровным кухонным столом. Пара лавок, буфет, зеркало и ходики на стене – всё убранство этой половины квартиры. Во второй комнате, насколько запомнилось утром, расположилась широкая кровать с высокими железными спинками, упирающаяся в деревянный гроб, по-старинке величаемый "шкапом", сбоку приставлены пара сундков и колченогий столик, прибита непременная полочка с "Манифестом Коммунистической партии" и "Уставом ВЛКСМ". Ах да, в красном угле, где раньше помещалась икона, царственно улыбается Сталин, вырезанный из газетной передовицы и наклееный на картонку. Его масляные кавказские глазки бесстыдно подсматривают за постелью.
А за стенкой, в апартаментах Степана? Там дети, шумновато и разбросаны игрушки. В остальном другая половина служебного дома не слишком отличается.
Супруга соорудила ужин. По всем прикидкам, не так давно со своего хлебозавода вернулась. Что-то хлопочет, рассказывает, а Ванятка примолк. Муравьи в котелке досаждают, голубь сизокрылый? Скоро они тебе размером со слона покажутся.
– Пройдусь, Лизавета. Жди, я не долго.
Женщина покорно вздохнула. Не долго – значит до заступления на службу домой забежит. В лучшем случае. Кобель неугомонный… Упрёк на лице невооружённым глазом виден, а вслух ни-ни. Давно было, но, по-моему, такими безгласными в моё время только рабыни оставались. А, вот ещё что – детей у Бутаковых не случилось. Как родит, так и почувствует себя в полном праве Ванятку за чуб тягать. Но второй год живут и никак.
Река Березина ниже по течению от Бобруйска чудо как хороша. Широка, но не Днепр на Украине, который уж слишком велик. Особенно над Днепрогэсом, целое море. По крайней мере, по воспоминаниям моего носителя.
Военлёт присел на корягу и закурил неторопливо. Если честно – какой он военлёт? Военход! Специалист по манёврам "пеший по-самолётному". Другие летают, пусть и нечасто, а мой… Хоть бы в танкисты меня угораздило. Да и там, боюсь, не лучше бы экземпляр попался.
"Будем знакомиться, Иван Прокофьевич".
Тот чуть с коряги не слетел, аж фуражку уронил.
– Кто здесь?!
"Ванятка! Стряхни бычок со штанины, прогорит галифе".
Он машинально смахнул. Правильно, береги штаны, они теперь не твои – наши.
– Ты где?
"У тебя в голове. И не ори так, вон пионеры идут, с удочками. Распугаешь".
– Кто ты? Белая горячка? – чуть потише спросил. С учётом реалий он выказал вполне адекватную оценку ситуации.
"Люблю комсомольцев за здравый материалистический подход. Но тут, увы, не катит. До белочки ты не допился, организм молодой, сильный, сопротивляется пока".
Он снова сунул "беломорину" в пасть. Дурацкая привычка. После первой утренней папиросы никакой радости. Могу разом его отучить, но не хочу выделяться среди красных командиров, дымящих поголовно.
"Слышал средневековые сказки о людях, одолеваемых бесами? Твой случай".
– Х…ня какая-то, – вежливо парировал Ванятка. – Сам говоришь, сказки.
"Давай не привлекать внимания, ладно? Матюгаешься при пионерах. Просто чётко думай, я твои мысли слышу".
"Все? И… эти?"
Ну да, я теперь знаю срамные и постыдные тайны партнёра. Что и не стал от него скрывать.
Лейтенант подпрыгнул как ужаленный.
"Хорошо, что не можешь никому рассказать".
Ах ты мой самоуверенный. Мало квартиранта в голове, узнай теперь следующую тайну – кто в домике главный. Пионеры прошли уже, но обернулись, когда краса и гордость РККА – сталинский сокол – начал плясать и напевать "айн-цвай-драй, фрау-мадам". Я им подмигнул, самодеятельность, мол, приходите в клуб, и те радостно повалили дальше.
"Ты германский шпиён! Влез в голову красного командира и теперь секреты выведаешь? Не бывать такому".
"Будь я шпионом, лучше бы кого-то из баб твоих вербанул. Ты по пьянке и так любые секреты выбалтываешь. Пол-улицы знает количество самолётов и лётчиков в бригаде. В смысле – женская половина. Как насосёшься, совсем болтовню не удерживаешь".
"Даже не стесняешься, буржуйская морда!"
"Осторожнее, напарник. Морда у нас одна на двоих. И болт, кстати, тоже. Заметил шанкр на нём? Точно не уверен, но, по-моему, это сифилис. Небось, и Лизу уже наградил, и кучу подружек".
Комсомолец примолк. В бурном ворохе мыслей, мешанины голых задниц, нагих грудей и влажных распущенных волос я не смог выделить ничего конкретного. Потом одно из женских лиц, довольно некрасивое, перекрыло остальной женский секс-батальон.
"Нинка-буфетчица в Ростове. Точно она, с-сука!"
"Тебя кто-то заставлял трахать буфетчиц и прочую сферу обслуживания населения? Получается – Нинка виновата, а не распутный образ жизни?"
Ванятка заскучал. Потом выдал очередную глупость.